— Ну ладно, по домам?
— Давайте, до завтра.
И ребята разбрелись в разные стороны.
Деревня давно спала. Августовское небо было усыпано звездами. Светка знала только Большую Медведицу и Полярную Звезду. Каждый раз она хотела узнать побольше про карту звездного неба. Но в городе про звезды забывала. Их там и не видно никогда — небо дома заслоняют. Да и по ночам она была дома, а не лазила по садам.
Светка постаралась потише зайти в мазанку, где они спали с бабушкой. Здесь было темно и прохладно. Все равно, когда она ложилась, кровать легонько скрипнула! Бабушка, спящая чутким сном, проснулась.
— Окаянная, ты где ж так поздно была? Опять по садам бегали? Вот напишу матери, нехай она тебя забираить.
— Бабушка, ни по каким не по садам. Мы у Кольки сидели, Башилова. Спи.
— Вот у Башилова завтра спрошу. Ведь брешешь.
— Не брешу. Спи.
…Они лежали под яблоней на старом одеяле, притащенном Зинкой из дома. Одеяло было тонкое и кое-где рваное, и пахло детьми. Сквозь густые ветки яблони виднелось светло-голубое, как стираное, высокое небо. Кучерявенькие облачка медленно-медленно проплывали над их головами, словно засыпая на ходу от жары. А здесь, под яблоней, было спокойно и тенисто.
Время от времени раздавался глухой стук. Это падали спелые яблоки. Они мягко ударялись о землю и немного откатывались в сторону.
— Твое, подбирай, — говорила Зинка.
— Хочешь, себе бери. Я уже не хочу больше, наелась.
Светке было так хорошо лежать навзничь и глядеть в небо, что не хотелось даже шевелиться.
Это они с Зинкой так развлекались. Зинкина бабушка Матрена не разрешала рвать яблоки. А раз упало — что ж, берите.
У Светкиной бабушки тоже есть сад. Но яблони там только антоновские. И поспевали они к осени, когда Светка уже уезжала в город.
А у Матрены яблони всякие — и антоновка, и белый налив, и эта — «сладкая». Яблоки на «сладкой» были крупные, в красную полоску. Иногда они трескались, когда падали, потому что были совсем спелые. Их легко можно было расколоть руками пополам. И тогда из середины выглядывали коричневые, вкусные семечки…
Сегодня ночью решили сходить в сад к старику Торубарову. Злобный был старик, нелюдимый, на всех волком глядел, считая себя хорошим хозяином, а остальных бездельниками. И еще у него была замечательная и редкая в их деревне яблоня — «лимоновка». Но только из-за яблок к нему не полезли бы, а то, что вредный он — решило его участь.
Да еще вчера бабушка Саша говорила, что к ней подошел этот Юрик Торубаров — так она называла этого деда лет под пятьдесят — и говорит: «Тут, слыхал, сады кто-то чистит. Да вроде твоя в заводилах ходит. Учти, если что — у меня ружье солью заряжено».
Светка рассказала все ребятам, и они решили, что дело чести — к Торубарову слазить.
…Луна предательски ярко освещала все вокруг. Отчетливо были видны деревенские дома, дорога перед ними, сухая и белая, и огороды через дорогу. У всех огород начинался с сада в пять, шесть, а у кого и в десять яблонь. Но по десять было мало у кого — под картошку нужна земля.
У Торубарова точно десять было.
Пробирались по тени, вдоль домов, потом, пригнувшись, перебежали самое опасное открытое место — дорогу. И остановились, как вкопанные — в саду что-то белело, как простыни.
Неужели решил свою «лимоновку» охранять и спать здесь лег? И простынями накрылся? Ну, это уж слишком — кто же простыни в сад потащит, ведь земля же. Пошептались, решили камушком бросить. Если действительно он там — успеют убежать. Камушек глухо упал на землю. Простыни не пошевелились.
— Я пойду, — сказал Генка.
Светка так и знала, что Генка самый смелый. Жалко, что деревенский. Только летом и видятся.
Они замерли. Казалось, Генки нет целую вечность. Если попадется, они его, конечно, не бросят. Будут отбивать. Не знают пока — как, но обязательно отобьют. Они ведь как братья, а Светка им как сестра.
Но отбивать пока не пришлось — Генка вернулся, прыская в кулак от смеха.
— Это листья гарбуза. Как-то повернулись и под луной белыми кажутся.
Гарбузом в деревне называли тыкву.
— Ну, пошли.
Ребята, полусогнувшись, достигли «лимоновки». Хорошо было, светло. Луна так освещала яблоки, что видно было, какие из них спелые. Светка, не удержавшись, надкусила одно. Белая мякоть легко поддалась молодым зубам, и казалось, весь воздух вокруг наполнился запахом лимона. Вкусно!
Набив пазухи, команда бесшумно расползлась по домам.
…Опять эта кровать! Интересно, можно ее смазать?
— Опять, окаянная? Что ж ты по ночам бегаишь? Ведь скоро у седьмой класс пойдешь, а ума нет. Да все с ребятами, с девками не дружишь…
— Как, а с Зинкой? — вставила Светка.
— А чтой-то там в углу белеить?
— Где?
— Где-где, в углу, — бабушка встала и подошла к яблочкам, высыпанным Светкой на сено.
— А говоришь, не по садам. Яблоки откедова?
— От Торубарова.
— От окаянная! А если б поймали?
— Не поймали. Ты попробуй, какое вкусное яблочко. «Лимоновка».
— Ты чего, неделя ищо до Спаса!.. А пахнет дуже хорошо. Ну, давай ложиться.
— Давай.
Никак не спалось. Луна заглядывала и сюда, в мазанку, через дверные щели. Где-то уже перекликались петухи, прогоняя ночь своими криками. У соседей в закуте замычала, проснувшись, Матренина корова.
— Света, а ты Анюте не расскажешь?
— Про что, бабушк?
— Так «лимоновки» энтой хочется попробовать, сил нет. Дуже пахнить…
— Попробуй, конечно, бабушк. Никому не скажу.