Я опять стала глядеть в окно. С другой стороны вагона прогрохотал встречный поезд, я невольно отпрянула от окна и заметила, что с соседней скамейки на меня поглядывает немолодой мужичок, по виду — работяга. Он заметил, что я смотрю на него, подмигнул и жестом фокусника достал початую бутылку напитка коричневого цвета и предложил мне! Выпить!? Я была в шоке и возмущенно отвернулась…
«Руки милой, как две большие птицы…» Откуда-то появился баянист и козлетоном выводил что-то, похожее на романс. Да… баянист, продолжая петь, пошел по вагону и, к моему удивлению, народ совал ему в карманы деньги. Бумажные! Артист забирал денежку и, если деньги давала женщина, он брал ее руку в свою, делал двумя руками волнообразные движения. Видимо, в его понимании это должно было напоминать «две большие птицы». Народ радовался…
Тетенька рядом со мной блестящими глазами смотрела за баянистом и, когда он подошел к нам ближе, протянула ему две зеленые бумажки — двадцать рублей! Мужичок-работяга, предлагавший мне выпить, оживился при виде музыканта, кинул ему десятку и предложил пропустить стаканчик. Баянист, по-моему, уже где-то приложился, поэтому от угощения отказался.
Тогда мой «ухажер» заказал ему «Мурку». И они вдвоем затянули этот неугасающий хит. Народ подпевал.
Тебе не описать моего состояния. Я как будто попала в дешевый кабак… наконец, песня кончилась, баянист, собрав последнюю дань с благодарных слушателей, удалился. Я с облегчением прильнула к окошку. Вид леса успокаивал, но голова болела…
И тут как прорвало мою соседку.
— Молодец он, правда?
— Кто? — спросила я, не успев сделать вид, что задремала.
— Да музыкант! Всем настроение поднял! А вы где работаете, девушка?
Я что-то буркнула про туризм.
— А как вас зовут? Меня — Галина Алексеевна.
Я назвалась Эллой.
— Редкое имя. А вот у нас в отделе…
И пошел рассказ о конструкторском бюро, что-то там делающем для флота, о том, что отставных моряков-офицеров (на флоте-то сокращения, знаете?) пристраивают к ним на работу, а они и ходят-то через раз, а к ним — постоянным — отношение начальства очень строгое, особенно к дисциплине (на пять минут нельзя опоздать!), а как премию распределять — так этим отставникам больше других дают. Она, Галина Алексеевна, принципиально все начальству сегодня высказала, не могла дольше терпеть несправедливости, потому что Романову — бывшему капитану второго ранга — на две тысячи больше, чем ей, заслуженному человеку, премию дали, а он опоздал четыре раза (у нее все записано!), а три дня совсем на работу не приходил, без больничного, будто с сердцем что-то. Знает она, какое это сердце — меньше надо к бутылке прикладываться., правда, Варвара Дмитриевна, ведущий конструктор, намекнула ей, Галине Алексеевне, что надо быть поосторожнее с разоблачениями. Сокращения, и все такое. А она, Галина Алексеевна, ничего не боится. Правда дороже!
Вот ее муж, бывший правда, очень мало выпивал, она не позволяла! Ведь от женщины все зависит… только перед разводом… Галина Алексеевна остановилась на минуту, чтобы перевести дух и набраться сил для продолжения увлекательного рассказа. В это время я, чувствуя, что больше не выдержу, извинилась, сказав, что уже приехала. Электричка как раз подошла к станции… я перешла в другой вагон, так как ехать мне было еще три остановки.
В соседнем вагоне царило веселье. Ты, наверно, уже догадалась… там наш баянист пел про «две большие птицы». Скрываться мне было некуда, я достала десятку и протянула музыканту…
Ты знаешь, когда я шла от станции к дому, ощутила в полной мере прелесть деревенской тишины. Ты меня не поймешь — у вас там все время тишина… все-таки дача — это здорово. Голова моя все равно не сразу прошла…
Вот, Верочка, рассказала тебе о путешествии. А то ты пешочком на работу и с работы по своей липовой аллее ходишь, никакого гомона и песен. Так и жизнь пройдет! Шутка.
Как там тетя Валя? Передавай привет. Серега спрашивает — есть ли яблоки в этом году? А то осенью нагрянем!
Целую тебя. Пиши.
Твоя Катя.
Р. S. Да, тот клей пришлось выкинуть — ничегошеньки не клеил, меня даже Серега отругал, мол, обмануть меня — пара пустяков.
А пакеты я на память оставила. О путешествии.
Пока!
Вырица
Корсет жал немилосердно.
Наташа наморщила свой носик и поглядела на сидящих неподалеку княгинь Востровских. Неужели им тоже так неудобно? По виду не скажешь — смеются. Хотя неизвестно, что друг другу шепчут, когда веерами прикрываются.
Было душно, как перед грозой. Нестройные звуки настраиваемых музыкантами инструментов диссонансом врывались в ровный гул голосов прибывших на бал. «Не буду больше никогда оладьи их есть, пусть не уговаривают», — сердито подумала Наташа.
Зазвучала музыка. Прямо к Наташе направлялся высокий мужчина в военном мундире. «Хорош, не то, что наши…» Она не успела додумать, чем же гораздо лучше этот кавалер, чем «наши», как уже неслась в вальсе, шелестя юбкой по сверкающему паркету.
Почему-то она знала, что танцует с князем, что князь недолго с ней будет и вообще скоро умрет, и потому смотрела на него с жалостью и как бы со стороны. Князь, напротив, был очень весел и рассказывал Наташе, что ему скоро на фронт, там командовать некому, а французы, в общем-то, премилые люди, но приспичило им с Россией воевать. Наташе хотелось крикнуть князю: «Не надо к французам ехать! Вы там погибнете», но она только молча улыбалась.
Вальс кончился. К ним подошел приятель князя, Петр. Он был довольно смешной наружности, в очках, с немного рассеянным взглядом. Князь представил Наташу как свою будущую жену!