Эндрю тогда снисходительно ухаживал за страдающей от морской болезни Анной. Сам он был в полном порядке. Моряк!
…Эндрю накрыл стол на двоих. Две красивые тарелки, синие с белым, бокалы для шампанского. Он подумал немного и поставил еще один прибор — для нежданного гостя. Ох, чуть не забыл! Достал из шкафчика бутылку водки Vyborova и положил ее в морозильник. Здорово, что в Сиднее можно купить напиток из любой страны — американский, французский, русский, польский — какой хочешь. Лишь бы деньги были.
А деньги у него были. Трудолюбивый и настойчивый, он сколотил приличный счет в банке. Да еще и Анна не была транжиркой и модницей, как некоторые. Покупала только необходимое. Только его, Эндрю, старалась одевать получше. Поэтому он ходил на службу всегда прилично одетый.
Да и дома все было, как у людей. Эндрю оглядел свой дом взглядом постороннего и остался доволен. Не стыдно привести кого-нибудь. Например, Беату…
…Сон качал его на океанских волнах. Ветер трепал волосы и сыпал брызгами в разгоряченное лицо. Борта белой лодки поднимались то справа, то слева. Все пространство между лодкой и небом было заполнено кричащими белыми чайками, которые спрашивали его: «Куда плывешь? Туда плывешь?»
…Эндрю проснулся с мыслью: «Сочельник! Столько надо сделать!» Во-первых, одеться надо хорошо. Эх, Анны нет — посоветовался бы, что более прилично. Он жил в Австралии очень долго, но все равно его смущала привычка австралийцев везде ходить в шортах, — будь то бар или банк. Все-таки он не так был воспитан, и считал, что есть места, куда в шортах появляться неудобно.
На все его возражения Анна снисходительно улыбалась только — типа, ведь ты не австралиец. Да они и сами-то все не австралийцы. Кто-нибудь да откуда-нибудь когда-то приехал. Кстати, ему это очень нравилось. Здесь все были свои и, даже чувствуя акцент, продолжали дружелюбно общаться. Не как в Европе, где, если ты не коренной житель, то уж точно человек второго сорта.
…Эндрю подумал, что целый день впереди, и очень жарко, но все же выбрал не футболку, а белую рубашку с короткими рукавами и светлые брюки.
Была середина дня, когда он подъехал к теплоходу Квин Элизабет. Девятипалубный красавец стоял у причала, гордо развесив свои флаги.
Он знал — конечно, это случится. Но надо же — прямо к Сочельнику.
Беата подбежала к его машине и, ничего не говоря, села рядом. А говорить и не надо было, они ведь в мыслях все сказали друг другу.
Сейчас он покажет ей свой любимый Сидней, его Куджи с белым песком и огромными океанскими волнами, играющими со смельчаками серферами, Дарлинг Харбор в зеленом ожерелье и такой синей водой, что резало в глазах. Они выйдут на яхте в океан, и она увидит китиху, которая с китенком заплыла в Сиднейскую бухту, наверно, чтобы познакомить китенка с людьми…
Везде, где бы они ни появлялись, на них обращали внимание, оттого, что они были очень красивой парой. И еще потому, что Беата была в платье в горошек и беленьких носочках…
…Она убежала так же быстро, как и пришла. Сказала только: «Я так люблю тебя, Войцех».
Войцехом его звали в той, другой жизни. Так назвала его мама в честь святого Войцеха.
Но это имя он вспомнил только сейчас.
…Он снова сидел в машине на берегу залива и смотрел на закат. Солнце покидало его и уходило туда, где была когда-то его родина.
Вдруг что-то больно царапнуло его сердце, потом еще и еще, сильней и сильней, словно кто-то трудно отталкивался от него твердыми, жесткими ножками. Войцех опустил голову, чтобы посмотреть, кто же так сильно толкается, да так и остался сидеть с опущенной головой…
А это была его душа. Она белой птицей взвилась над Войцехом и полетела, опережая уходящий день, через горы и океаны, обгоняя солнце.
Вот уже берег холодного, неприветливого моря по которому стальными морщинами перекатывались волны. Вот и старый город на берегу.
Птица летела над Королевской дорогой, мимо Ратуши, черкнув крыльями по ее башне, мимо улицы Девы Марии, где гуляли Войцех и Беата. Давно.
Этот дом.
Здесь уже почти все готово к Сочельнику. Двое мальчишек украшали елку. Молодая женщина носила блюда на стол. Пожилая вынимала из духовки пирожки. Седой мужчина расставлял бокалы на столе.
— Беата, а почему лишняя тарелка? Кто-то еще придет?
— Вацлав, ты же знаешь, так положено. Всегда ставим тарелку для нежданного гостя. Каждый год ты меня спрашиваешь. Поставь бокал.
— Ну, не ворчи, поставлю.
Раздался негромкий стук в окно. Беата почему-то вспомнила Войцеха. Где-то он теперь? Жив ли? Она посмотрела на окно. В него заглядывал зимний гданьский вечер.
Больше никого не было…
Белая птица очень устала. Она оттолкнулась от окна крылом и полетела в сторону моря, чтобы соединиться с другими чайками, которые вечно кружили над водой, перекрикиваясь на своем языке и купаясь в прохладных брызгах морской пены…
…Бегущие по дорожке вдоль залива поглядывали на неподвижно сидящего в машине, опрятно одетого старика. Казалось, он спал, уронив голову на грудь.
Они бегали даже в канун Сочельника.
Австралийцы.
Сидней
Начинался день, а за окном было по-прежнему темно.
Надя прислушалась к себе. Вроде ничего не болело. Но таблетку от давления все равно примет.
Включила радио, чтобы узнать, сколько градусов. Пока играла музыка, Надя умылась, выпила чайку. Есть не хотелось. О, ничего себе — минус сорок один! Диктор и сам удивился.
Кот Матвей даже не вставал, продолжая спать в своей корзинке, свернувшись черным, пушистым комочком на тепленьком одеяле. Чувствует, что холодрыга.