Порою жизнь как детектив - Страница 26

Глухой северный лес давил тишиной. Даже птиц не было слышно. Неужели еще спят? Да нет, и вчера, когда они пришли сюда, на озеро, она тоже птиц не слышала.

Озеро окружал лес, подход к воде был только в одном месте, все берега заросли. Здесь на сотни верст не было ни души. Только охотники да рыбаки приезжали сюда из дальнего военного городка. Доехать можно было только до речки, бросить там машину, перебраться на другой берег и топать несколько километров до озера. Зато здесь была такая рыбалка!

Рыбачка знала, что Бригадир эту поездку организовал для нее, и была благодарна ему за это. Жизнь в военном городке была тихой, скучной, однообразной. Один кинотеатр, одно кафе, кругом лес и военные площадки. И одни и те же лица.

А здесь — нетронутая природа. Говорят, запросто можно встретить медведя, и что еще хуже — медведицу с медвежатами. Это только в кино они такие милые, а в жизни, — говорил Бригадир, — агрессивные и злые. Офицер, друг Бригадира, однажды ружье от страха потерял — за ним гналась медведица!

Рыбачка, широко раскрыв глаза, слушала байки бывалых охотников. Она никогда не смогла бы стать охотницей, потому что очень любила животных. А вот рыбки, бьющиеся на крючках, не вызывали у нее никакой жалости.

А Бригадир смотрел на нее и думал: «Несправедливо со мной жизнь обошлась, встретил именно ту, которую всегда хотел видеть рядом, а она — чужая жена».

Щук тогда сняли с жерлиц целых одиннадцать штук! Уха была отличная, наваристая, такая вкусная. Рыбачка ела вместе со всеми, сидя у костра на пенечке, среди молчаливых деревьев, затерянная у северного глухого озера, и была просто счастлива…

…Ухи осталось на донышке. Рыбачка разделила все ребятам. Рыбак разлил остатки водки сыну, себе, хотел и Рыбачке налить, но она отказалась, улыбнувшись: «Я штурман, мне нельзя».

Собрались быстро. Попрощавшись с дивным озером, чуть поплескивающим им вслед легкой волной, рыбаки тронулись в путь. Обратная дорога нравилась Рыбачке так же, как и дорога сюда, в эти благословенные места в середине России. Она прикрыла на минуту усталые от недосыпа глаза. Скоро они высадят в небольшом городке Рыбака и его сына и помчатся домой, в свой беспокойный город. Она опять увидит по дороге печальные полузаброшенные деревни, в которых они с Мужем привыкли покупать ягоды и огурцы. Хотя у них на базаре в городе все было в изобилии, а, может, и дешевле, но им нравилось покупать у старушек, молча стоявших у своих покосившихся домов, с надеждой глядевших на проносящиеся мимо машины…

А потом будет самое замечательное в этой дороге — маковое поле. Рыбачка каждый раз просила остановиться здесь.

Среди высокой зеленой травы алели яркие маки. Они всегда росли почему-то вместе с васильками. Это был изумительный живой ковер! Наверное, влюбленная пара — Василек и Мак. Но мак — тоже мужского рода. Некрасиво получается.

«Может, Маковка», — подумала Рыбачка и засмеялась.

Наказание

Дом встретил его запустением. Отовсюду глядел беспорядок спешного отъезда — брошеная мятая газета на полу, фартук жены на стуле, в прихожей — старый резиновый сапог. «Надо бы поискать другой, да и забрать в город, — подумал Старик, — скоро дожди начнутся, а ходить не в чем».

Он смахнул со стола забытые крошки, раздвинул занавески, присел у окна. Старые яблони поприветствовали Старика легкими кивками. Сколько же им лет? Неухоженные, разлапистые, они год за годом приносили урожай крупных яблок. Жаль, что все белый налив — не лежат совсем. Паня всегда много варенья варила, снабжая дочку и внуков. А теперь вот висят, и собрать их некому… эх!

Тяжело вздохнув, Старик открыл входную дверь и вышел во двор. Огромные желтые золотые шары качались в такт ветру, спрашивая: «А где же ты так долго был, хозяин? Мы заждались».

Весь огород зарос осотом и полынью, — там, где раньше радовали его глаз высокие грядки огурцов, нагло расползлись в разные стороны безобразные колючки чертополоха. Старик подошел к покосившемуся сараю, открыл дверь и отпрянул — прямо ему под ноги выскочил бело-рыжий кот и метнулся к забору. Наверно, мышей там искал. Из темноты на него пахнуло легким запахом козьего навоза, и почему-то именно от этого захотелось плакать.

Как они с Паней козу свою любили! Да… интересный случай был тогда — украли ведь козу-то. Ночью увели! Пошел с утра кормить, а ее и нету! Все-таки, наверное, цыгане козу воровали. А кому она еще нужна, старая уже… тогда Митрич помог, полковник, — поговорил с кем надо, и козу другой ночью привели. Уж они с Паней не знали, как и пожалеть ее — свеженькой травки давали да молочка попить. А она только дрожала и косила на них невеселым своим глазом. Может, и обидели ее Там…

Старик дошел до баньки и устал. Присел на чурбачок, задумался. Открытая дверь баньки поскрипывала жалобно, скособочившись на одной петле. Да, и нету их тут всего-то месяцев пять, а все расстроилось, поломалось. Хоть и старый он, а все каждый день чего-то делал, колотил потихоньку. Хозяйство ведь на нем и держалось. У Пани все голова болела, давление подскакивало. Давно уже и копал только он, и сажал. Паня только строго следила за ним — не дай Бог со двора в магазин уйдет, да чекушку там купит…

Старик улыбнулся — вспомнил, как соседка Маша ему частенько наливала рюмочку, да с бутербродиком через забор или калитку у колодца подавала, пока Паня не видит! Забор тогда еще из сетки был, это после ТОГО случая соседи забор глухой сделали. Да… а как он цветы Машеньке дарил! То шары золотые, то флоксы, то астры — смотря какое время года было на дворе. А однажды — так целую охапку красных тюльпанов! Наверно, никто ей столько цветов не дарил. И совсем не за рюмочки, а потому что, — что греха таить! — был в нее тайно влюблен. Вот на старости лет случилось с ним такое! Часто громко шутил со своими, прибаутками сыпал, чтоб только она услышала и оценила. А как они песни вместе пели! Уж больно складно получалось, — все говорили, да и Машиному мужу нравилось.